Советское государ­ство, создав мощную сеть научных институ­тов, сильную науку, не могло по природе своей активно ассимилировать, усваивать ее продукцию. Не в коня овес, как говорит по­словица. Огромное количество научных до­стижений, за исключением тех, что связаны с войной и космосом, осталось невостребо­ванными. В миниатюре это явление хорошо прослеживалось в охотничьем хозяйстве. Постыдная история «спуска на тормозах» внедрения в практику массового изготовле­ния приманок - характерный пример того. Трудности внедрения наблюдались во всех отраслях. Куда, бывало, ни посмотришь - везде одно и то же. Мытарства с внедрени­ем ученых-метеорологов в романе Д. Грани­на «Иду на грозу», как будто срисованы с того, что происходило в охотоведении.

        Наука походила на траву, пробивающу­юся сквозь асфальт. Причина тому - малая заинтересованность практических работни­ков. Это понимал и вождь мирового проле­тариата Ленин. Он говорил: «Без личной заинтересованности ни черта не выйдет. Надо суметь заинтересовать». Но вот это­го-то и не смогли сделать коммунисты. Су­лившиеся премии за внедрение не окупали сложностей прошибания панциря равноду­шия людей, лишенных чувства хозяина.

        Зачем чиновнику суетиться, когда спо­койнее ничего не делать. Никто не хотел брать на себя ответственность за возмож­ную неудачу. Поэтому внедрение осложни­ли официальной процедурой, включавшей бесчисленные согласования с различными учреждениями и ведомствами, в процессе которых предмет внедрения неузнаваемо искажался. Острословы говорили: верблюд - это арабский скакун, прошедший все согласования. Внедрение - ахиллесова пята советского государства. В основах постро­ения его были вкраплены несколько поло­жений, которые, подобно «летальным ге­нам», привели к смерти. Один из таких ге­нов - невосприимчивость практики к дос­тижениям науки.

        Множество раз сверху приходили указа­ния дать рекомендации по совершенство­ванию охотничьего хозяйства в Центросо­юзе или вообще по всей стране. Только у меня таких рекомендаций накопилась тол­стенная папка. Отправляя очередные пред­ложения, Институт тщил себя надеждой: ну, вот теперь-то, наконец, взялись за ум, будут приняты меры и, глядишь, дела в многострадальном охотничьем хозяйстве пойдут лучше. Однако, ничего не менялось. Ведомство было бессильно: например, чтобы изменить закупочные цены на пушнину, установить пенсию промысловому охотни­ку или решить другие более-менее важные вопросы, требовалось телодвижение Вер­ха. А он загадочно молчал или отмахивал­ся от нас. И все больше становилось ясным: система неизлечимо больна.

Вернуться назад