Колхозни­ков городская подмога развращала, воспи­тывалось иждивенчество, лентяйство: «Чего жилы рвать: пришлют городских - они уберут». Когда началась перестройка, и все стали считать денежку, выезды горо­жан на сельхозработы прекратились: сель­чане стали прекрасно обходиться без них. Чего же стоили многократно слышанные уверения инструкторов райкома, что «на селе не хватает рабочей силы».

        Общение внииозовцев с сельской дей­ствительностью не содействовало укрепле­нию веры в светлое будущее - приход ком­мунизма. Процветавшее в деревне пьянство, воровство колхозного добра, дикая бесхозяйственность удручали и самых твердых приверженцев идее. Как-то институтская бригада наблюдала такую картину. На од­ном из участков между Шахуньей и Кикнуром дорога была особенно плохой. В непролазной грязи застрял колхозный грузо­вик с зерном. Потеряв надежду выбраться, шофер стал сбрасывать зерно в грязь, что­бы сделать ее густой и, когда машина почти опустела, сумел выскочить из колдобины. И это на фоне громких газетных призывов «собрать урожай до последнего колоска.

        В домашнем альбоме есть снимок, сде­ланный мною давным-давно в Зуевском районе области: рядом с обветшалой, бро­шенной животноводческой фермой стоит прицеп, завязший в чудовищной грязи. Ог­ромная проржавевшая железная телега на здоровенных колесах с верхом наполнена навозом, который уже высох и разложил­ся, на нем растет трава и небольшие дерев­ца. Этот «натюрморт» теперь сделался па­мятником, символом краха системы. «Наш паровоз вперед летит - в коммуне останов­ка», - пели в тридцатых годах. Паровоз с телегой остановились, не добравшись до станции назначения. Еще Чаадаев сказал, что предназначение России - дать урок другим народам, как не надо жить.

Вернуться назад