Василий Лыков - Выстрел для троих (отрывок из документальной повести. Напечатан в газете "Звезда" № 117 от 23 октября 2010)
«Звезда» дважды за последнее время писала о Василии Лыкове — таёжнике, поселившемся вместе с молодой женой Ольгой в окрестностях речки Кутамыш, протекающей в Чусовском районе. Волею жестоких обстоятельств, в которые был поставлен этот человек, им было совершено убийство оперуполномоченного. Суд приговорил Лыкова к 12 годам лишения свободы. Этот срок он отбывает сейчас в «Белом лебеде». Не будем сегодня задаваться вопросом: «Все ли обстоятельства этого сложного и запутанного дела досконально учтены?» Бывает, что и Фемида ошибается. Впрочем, написав в условиях зоны документальную повесть о случившейся трагедии, Василий Лыков уже как автор произведения сам дал оценку происшедшему: «Этим выстрелом я убил троих: оперуполномоченного, Ольгу и себя». Для нас важно другое: эти страницы — пронзительная исповедь загнанного в угол человека, обладающего живым умом, гражданской совестью и художественным даром. И мы обязаны их прочесть.
Я чувствовал слабость, шёл с трудом, перед глазами всё плыло, шума от меня в лесу было, как от роты необученных солдат. А надо срочно отрываться: самое большее, на что мне приходилось рассчитывать, это часа на три до полной темноты. Ночью идти по лесу без фонаря я не мог, да и слишком много бы оставил следов. Утром будет полная облава, а здесь уже через три-четыре часа — поисковая группа. Ментов-то я со следа собью, но вот собак… В том, что их задействуют, я не сомневался. А тут ещё Абрек! Верный, любимый друг:
— Абрек, тихо! За мной, рядом!
Пёс далеко не отходил, тревога моя передавалась и ему. Я несколько раз резко менял направление движения, возвращался по своим следам, выбирался на протоптанную тропу и уходил с неё по палкам, которые уносил с собой. И молил Бога, чтобы пошёл дождь! И Он услышал мои молитвы: вскоре в лесу послышался шелест капель. Теперь можно чуток отдохнуть и подумать, в какую сторону двигаться. Надо сбить погоню с толку. Конечно, можно было заскочить домой, взять с собой необходимое. Но вдруг там кто-то есть, да и как заставлять врать друзей — ведь их будут допрашивать. А самое главное: что я скажу Ольге? Она же просила меня ни в коем случае не бросать её, что бы нам ни грозило, хоть смерть — но вместе! В том, что она не шутила, был случай убедиться. Когда меня убивали пьяные ублюдки в Калино, Ольга до последнего кидалась на мою защиту. Тогда смерть обошла нас стороной, хотя, если бы опоздала на полчаса, всё могло бы кончиться иначе.
Нет, домой я не пойду! Смеркалось. Вышел на дорогу Красновка-Сергинцы. Надо дойти до избушки Андрея Щукина и взять там то, что могло понадобиться. Отныне я — изгой, и что ждёт меня завтра, я не знаю! На подходе к избушке увидел чёткие следы двух или трёх человек. Кто такие? Не те ли, кто следил за мной? Мне туда нельзя! Они меня знают, а я их в лицо не видел. Глупо подставляться.
Отошёл подальше в сторону от дороги. Да, видать, я на этой старой вырубке для ночлега ничего не подберу — вокруг один молодой лесок. Увидел более-менее подходящую ёлку, рядом сухой дуплистый пень. Как раз то, что надо! Дождь ещё не успел смочить его. Подкопаться под корни пня, заложить туда бересты и щепок на растопку — дело одной минуты! Но зажигать ещё рано, могут засечь дым. Надо подождать, пока совсем стемнеет. А пока разобраться с рюкзаком Попова.
Вытряхнул всё под ёлку, на сухую хвою. Так: Значит, Попов с кем-то пил до встречи со мной. В полиэтиленовом пакете были остатки закуски: кусок колбасы, бутылка той самой подлой водки. Может выпить? Чёрт с ней. Отрава там навряд ли, скорей, что-нибудь расслабляющее: Да и к чему теперь бояться смерти? Я потерял в жизни всё, и смерть уже будет только избавлением. Кем я только не был в этой жизни, но убийцей — никогда! Хотя, врёшь! Сколько зверей и птиц ты погубил? Не счесть!
Я налил в пластмассовый стакан до краёв и залпом выпил. Отрезал кусок колбасы, пожевал, не ощущая вкуса, поделился с Абреком, зашевелившимся при запахе мясного. Пора зажигать костёр: совсем стемнело, дождь расходился, и маловероятно, что менты будут в такую погоду шастать по лесу. Скорей всего, собрались у меня в доме и к рассвету постараются перекрыть все дороги и просёлки.
Костёр разгорелся сразу, дым выходил из дупла, как из трубы, огня не видать. Это хорошо. А жар из межкоренья шёл как раз на меня. До утра хватит. Догорит раньше — тоже неплохо: следов меньше останется, дождь прибьёт гарь. Одна мысль не даёт покоя: кто? Кто меня заказал? Но сегодня я уже не в силах даже думать. Водка, знать, в самом деле «заряжена». Спать, гори оно всё огнём! Глаза слипаются, тепло от костра с одной стороны, а с другой — тёплый бок Абрека — уносят меня в забытьё.
Утром проснулся от холода. Пень догорел, Абрек отлучился по своим собачьим делам, светало. Пора собираться в дорогу. В дорогу? Куда? Теперь для меня дорог не существует. Впервые за последние годы никуда не надо бежать, работать тоже не надо. Хотя — надо! Ещё как надо: выяснить, кто всё это затеял?! Но через кого я смогу узнать? Все телефоны на прослушке, дома осталась тетрадь с телефонными номерами и альбом с фотографиями друзей. Вот что нужно было вчера в первую очередь забрать и спрятать!
Я осмотрел патронташ-разгрузку Попова. Достал патроны — 4 или 5 штук, но жилет был тяжёлый. Странно. Ощупал карман, извлёк из него сотовый телефон и удостоверение. А вот это мне совсем ни к чему! Телефоном пользоваться в моём положении мог только идиот! Тем более сотовым, который пеленгуется и сразу известит о моём местонахождении. К тому же телефоном Попова — его уже наверняка поставили на контроль. Любой звонок с него равносилен . А вдруг в нём маячок? Это же телефон мента, опера! Вполне может быть. Да и неужели я мародёр — буду носить вещи убитого, один только вид которых напоминает о произошедшем?
Я сложил их в рюкзак и выбросил его по ходу движения в реку Кутамыш. Абрек залаял так, как лает он на человека! Ясно: засада или поисковая группа. Срочно в лес. Следы предательской дорожкой нарисовались на росе, но маскировать поздно. Вдруг с собаками? Вся надежда на Абрека — он отвлечёт собак. Немедля вверх по склону как можно дальше. Тяга воздуха по распадкам и склонам всегда вверх, и собаки не учуют. Только не шуметь, а под ногами, как назло, завалы. Внизу — тихие голоса, шаги, пробежка собаки явно крупнее Абрека. Абрек — таёжник, охотник, у него мягкая, почти не слышная поступь. Значит, поисковая группа. А вот и пёс. Мой пёс. Вот уж от кого не спрячешься.
— Абрек, тихо! Лежать!
Опять тяжёлый бег собаки по направлению к нам. Нет, остановилась. Лёгкий свист, и она повернула к невидимому мне хозяину. Всё! Ушли: Выждав минут десять, я двинулся вверх по распадку на север от реки Кутамыш. Погоня будет нешуточная — на ноги поставлены сотни сотрудников милиции, и попадись я им в лесу, мне не уйти живым. Если собаки подхватят след, единственно, где я могу затеряться, — это в поселках, но там-то наверняка меня и ждут. Но, не имея даже куска хлеба, оставаться в лесу?.. Двигаясь на север, дошёл до газотрассы. Чёрт! Вертолёт! Взревел двигателями над площадкой газовиков. Вскоре залаяли собаки, зазвучали команды!.. Выбросили поисковую группу! Жаль — не успел пересечь газотрассу. А, может, и к лучшему: что было бы, если бы собаки взяли свежий след? Прилёг под ёлкой, надо узнать, куда уйдут «вертушки» — их было две. «Вертушки» ходили «челноком», возвращались быстро и садились в разных местах. Значит, раскидывают поисковые группы, а здесь, на площадке газовиков, что-то вроде перевалочного пункта.
Так, «вертушка» ушла в сторону моего дома, и по взревевшим двигателям ясно, что она совершила посадку на мою «вертолётку». Сомнений нет: в моём доме сделают центральную базу: подъезд на вездеходах, лодках, подлёт — центр событий!.. Свой дом придётся обходить стороной:
Ну, а куда сейчас? Мне вспомнилось, как один охотник хвастался: на речке Омутной построил избушку, где у него всё есть, и она стоит в таком укромном месте, что её никто найти не может уже несколько лет. Но это вовсе не значит, что я её не найду, хотя быть уверенным в удаче трудно. Рискнём! Однако идти по этому берегу реки опасно: дороги, деревня Сергинцы. Нет, надо перебраться на левый берег Кутамыша — там нет дорог, значит, и людей.
Пока отыскал брод и перешёл на другой берег, навалились сумерки. По пути подобрал пустую пластмассовую бутылку, набрал воды. У реки ночевать опасно, надо отойти подальше, подняться на борт берега — тогда ни люди, ни собаки не почувствуют дыма костра.
Выбрал хорошую ель, вокруг которой густой подрост с сухой подстилкой хвои. Вот и мой дом на сегодняшнюю ночь. Пока наломал сухостоя, наготовил дров, нашёл сухую бересту (с живых берёз кожу снимают только негодяи) и запалил костёр, совсем стемнело. Ну вот, глоток воды из бутылки — можно спать! Вымотался прилично, хоть и прошёл немного, да, видать, — нервы и эта водка. Абрек крутился рядом, заглядывая в глаза: Да, милый друг, ты один у меня остался, не бросил в беде хозяина, а вот хозяин бросил всех и бежал, как заяц! Обнял Абрека, тот довольно задышал под моим боком, пригрелся, улёгся поудобней и уснул. Во сне всё бегал, дрыгал ногами, взвизгивал, гоняясь за дичью. Замечательный охотник должен из него получиться! Ходит по лесу бесшумно, поиск широкий, слух и нюх, по всему видно, хорошие, держится уверенно. Иной раз по часу не вижу его, а он не теряет хозяина. Абрек! Нужно с ним что-то решать. Если прорываться в город, надо где-то его оставлять. А выход только один: пробираться в Пермь и посоветоваться с умными людьми, как дальше жить? Но спешить с этим нельзя. Сразу не успел, а теперь поздно — ментами руководят отнюдь не дураки. А уж они преподнесут это дело людям так, что половина отвернётся от преступника Василия! Нет, спешить ни к чему, да и самому надо прийти в себя. А то ведь словно молотом по голове ударили: Что с Ольгой?
Милая умница Ольга! Как я жалел теперь, что не говорил ей ласковых слов, не баловал хотя бы иногда мелкими подарками. Но в такой суровой жизни каждая копейка была на счету, да и Ольга, стоило появиться у нас чему-нибудь вкусному, старалась отложить его мне. С детства ей доставались побои и унижения, а она так хотела человеческой семьи, чтобы её любили, и сама была готова отдать всю себя взамен. Вся наша живность любила хозяйку, а коза Серка бегала за ней, как собака, даже в лодку лезла следом. Стоило Ольге сесть на вёсла (она сама проверяла сети в старице, рядом с домом), все кошки уже там, а их у нас немало — бывало до семи, за ними рвутся собаки, грызутся, кто первым попадёт в лодку. Тут, как всегда, Бой, ведь Ольга его хозяйка, а Абрек не уступит первенства, если в лодке я. Вот так они нас поделили между собой. Ну, а козу Серку, как всегда, не берут, и она не отстаёт — бежит по берегу, громко блеет, если теряет нас из виду.
Кошками руководит строгий котяра Васька, в лесу он возмужал, окреп, стал настоящим хозяином окрестностей. Охотиться ходил километра за четыре, иногда для этого пользовался нашей лодкой: отплывёт вместе с нами за несколько километров, а затем выпрыгнет на берег в понравившемся ему месте, иногда даже в воду, если видит, что хозяева плывут мимо его цели. Воды наши кошки вовсе не боялись, на охоту постоянно плавали на остров, где на огороде у нас всегда водилось много мышей. Смешно было наблюдать, как обратно они возвращались вплавь с добычей в зубах. И Ваське было без разницы, на каком берегу он высадится. Обратно домой он идёт не спеша, несколько раз переплывая Кутамыш, зато вдоволь поохотится! Да ещё, видать, характер у него, как у тёзки-хозяина: подавай ему новые, неизведанные места.
Его «жена» Машка во всём подчинялась «мужу», да тот и скор был на расправу, быстро накажет за непослушание. Но в доме она — старшая хозяйка, её даже собаки побаивались, не говоря о других кошках. Только козе Серке никто не указ! Не зря говорят об упрямстве этих животных! Спать по ночам ей нравилось на столе под навесом: ей оттуда всё видно, и как её ни гоняй, утром она будет там. Привыкла к тому, что я поначалу держал её там во время дойки. Улучит момент, когда Ольга отвернётся — шасть в избу и вылетает оттуда с куском хлеба или помидориной в зубах. Ведь знает, что нельзя воровать, но чересчур велик соблазн. Кошек она вообще не признаёт, а собаки побаиваются её рогов, от которых немало они натерпелись в детстве. Но в случае опасности держатся все вместе: Абрек, Бой, Серка и кошки во главе с Васькой выглядывают из-за укрытий. Что и говорить — семейка дружная была. Была!.. А теперь мы остались вдвоём с Абреком, и что будет завтра — неизвестно. Абрек видит сны, наверное, все родные наши снятся, а я не могу уснуть. Мысли не дают покоя. За что меня хотел убить Попов? В том, что он должен был это сделать, сомнений нет, как нет сомнений и в том, что это не его инициатива. Но кто меня или приказал убить? Врагов, к сожалению, у меня было немало. Но чтобы убить?..
Только порадовался сухой погоде, и вот беда: из долины реки резко взмыл вертолёт, карабкаясь на высоту берега. Значит, шёл низко, вдоль реки, всматриваясь в залесённые берега. Опытные, заразы, надеялись засечь дым от костра! Нет, такого подарка вы не дождётесь: свой костёр я тщательно затоптал, затушил и раскидал, а вернее, запрятал головёшки и постарался скрыть все следы своего ночлега. Вдруг наткнутся поисковики, и тогда нетрудно бросить в погоню собак. Я не думал, что их много и что они есть во всех группах, но что их постановка на след не займёт много времени, не сомневался. Позвал Абрека, взял его на руки и нырнул в кусты, под лежащую на пне толстую сломанную ель. Переждал вертолёт, тот, похоже, ушёл на Юрман. Наверняка высадили поисковую группу.
Начались лога. Я вспомнил, что по левому берегу Кутамыша их несколько. Вспомнил и то, что Кутамыш делает крупную дугу и её проще срезать по прямой, двигаясь на восток. И хотя я не был в этих местах и нет у меня компаса и карты, но не сомневался в том, что выйду, куда мне надо. А надо обогнуть Сергинцы и выдвинуться к Сосновой горе. Там один или два дома, где, по всей видимости, будут дежурить менты. Именно в такие малые хутора и рвутся в надежде поживиться едой и одеждой беглые заключённые, не искушённые в побегах. Но вам, граждане менты, не повезло. Да, теперь вы для меня «граждане», а я — преступник, которого вы ловите. И поймать вам его будет нелегко: будучи топографом в Пермской геолого-разведочной экспедиции, я двенадцать лет проработал на поисках алмазов в окрестностях Кизеллага, Усоллага и Ныроблага, и вы сами меня обучали своим методам нахождения беглых зэков.
На том берегу ждала неожиданно торная тропа, значит, я рядом с хутором! Поднялся по тропе на пригорок, вдоль берега шла дорога с остатками полевой изгороди. Миновал поворот и резко отступил назад: дальше, метрах в двадцати от меня, на дороге стоял молодой мужик и внимательно вглядывался в долину реки, простирающуюся под пригорком. Что-то его там насторожило. Я ждал, укрывшись за толстой елью. Нет, он не просто стоит на повороте, он — на посту. Один? Если это мент, то должно быть прикрытие. Где оно? Ну, конечно, в том леске, на кладбище, среди могил лежат в засаде, страхуют ещё, как минимум, двое. Там, где видны старые деревянные кресты. Нет, здесь не пройти, всё просматривается, не зря он выбрал это место.
Чёрт! Абрек! Вылетел из кустов и прямо на . Тот оглядывается, ищет хозяина собаки. Позвать пса я не могу, остаётся только надеяться, что он не подойдёт близко к чужаку. Пора уходить, пока не спохватились, обратно к реке и через брод на другой берег.
Абрек! Мой друг — вот кто теперь мой самый главный враг! Рано или поздно он выдаст меня. Наверняка менты уже знают, что он со мной, и им известны его приметы. Придётся рискнуть — отвести его к брату в Комариху. Хотя там стопроцентная засада, но где её сейчас нет? Там хоть я знаю, что ожидать, хуже, когда попадёшь в неожиданную передрягу, где только скорость — спасение, а я слишком стар, да и здоровье не то и обе ноги были сломаны: Но сначала надо найти ту избушку-невидимку. Но как? Остаётся одно — положиться на интуицию, а это значит идти туда, куда ведут ноги, нимало не заботясь о смысле действий. И на этот раз интуиция не подвела: через сорок минут преодоления сплошных завалов и логов я вышел на избушку. Всё, как описывал охотник: газовая плита, ключик в трубе рядом. В избушке оказалось несколько , немного соли, сахара и чаю, коробок спичек. Вскипятил на газовой плите воду, запарил сразу четыре и чай. Поделился едой с Абреком. Попил крепкого чаю — слегка на душе полегчало. Осмотрел избушку. Нашёл белый мешок из-под муки, 50-килограммовый. Подыскал подходящую верёвку, в углы мешка заложил еловые шишки — вот и готов рюкзак. Взял трёхлитровый котелок, кружку, ложку, старое одеяло. Забрал имеющийся небольшой запас продуктов: три , полкило соли, грамм двести сахара. Ну что же — на три дня хватит. Положил в мешок кусок чёрного полиэтилена два на три метра. Это то, что будет отныне моим домом. Прилёг на нары. Печку разжигать ещё рано — светло. А вдруг дым заметят с воздуха или с полей? Горячая еда приятно расслабила, потянуло в сон. Вдруг резко взревел уазик, очевидно, вырываясь из дорожной колдобины. Тревога! Резко подскочил, выбросил на улицу мешок, быстро уничтожил следы своего пребывания в избушке, выбежал наружу. Шум двигателя машины утих где-то неподалеку. Возможно, кто-то уже сюда идёт, оставив машину на дороге. Пора уходить: в моём положении избушка — это ловушка!
Часам к трём-четырём дня подошёл к окраине посёлка Комарихинский. Вот она моя родная, милая деревня, ставшая совсем чужой, когда братья обзавелись жёнами. Стервы. Видать, по характеру мужей Бог послал им жён. Кроме собственного благополучия их ничто никогда не волновало. Когда я, живя в Перми, постоянно им помогал, чем мог, я был для них хорош, а когда вернулся нищим с Дальнего Востока: Какие только помои сплетен не выливались на меня из уст этих благополучных супружниц. Ольгу и меня они и близко видеть не хотели, хотя Ольге они и в подмётки не годились. Всю жизнь жёны тянули продукты со столовых, где они вместе работали, а мужья потихоньку разворовывали Сылвенскую гидропартию. У них считается дурным тот человек, который ничего не тянет с места своей работы, а поэтому я им был явно не понятен. И неприятен по той же самой причине. Впрочем, я им не судья, но хочется или нет, а в нынешней ситуации придётся обратиться к родственникам: неужели родная кровь для них ничего не значит?
Я наклонился, взял Абрека на поводок, и вдруг ветерок пахнул дымом! Тёплый дым! Костёр — рядом! Осторожно обошёл ельник. Невдалеке горел костерок, вокруг грелись какие-то люди. Всё ясно: они ждут, что если я и приду к брату, то только вечером. Значит, нужно идти прямо сейчас, днём, вопреки их ожиданию. Спрятал мешок в ветвях свежесваленной пихты и потихоньку, вслушиваясь в тишину мокрого леса, двинулся по дну с детства знакомого ложка. Последние семьдесят метров шёл по открытой поляне, словно по раскалённой сковороде!.. Вот и калитка во двор. Как всегда, на крепком запоре. Во дворе заливался угрожающим лаем пёс. Меня всегда удивляло: до чего собаки похожи на своих хозяев! Абрек удивлённо смотрел на привязанного к толстой цепи собрата, от злобы давившегося слюной. Для моего пса, не знающего цепи, всё это, наверное, выглядело дико.
На стук вышла жена Сергея Татьяна.
— Вася? Ты ещё живой? Тебя не убили?
— Пусти в дом, я здесь у всех на виду!
— Нет, не могу, боюсь!
— Ну и дура! Тогда вынеси еды, да побольше, сложи в Серёгин рюкзак, у него их много, не пожалей одного, да принеси денег!
Татьяна закрыла дверь на засов и надолго исчезла в доме. Пёс надрывался в злобном лае. У соседки напротив, вдовы Зои, шевельнулась занавеска. Чёртова баба, уже засекла! Ну где же эта ? Побыстрее бы шевелила своим толстым задом!.. Наконец-то! Вынесла старую сумку и в руке булку хлеба. Я с разочарованием глянул на неё. Отвела молча глаза и протянула всё так же молча 200 рублей.
Да-а-а: Что тут можно сказать? Но ссориться с ней я не мог. Ведь Абреку придётся жить у родственников.
— Я оставлю собаку, зовут Абрек.
Абрек вздрогнул, вопросительно глянул на меня. Он ничего не понимал, да и своим собачьим сердцем поверить не мог, что я способен на такое.
— А он умный?
Хотел сказать, что он умнее вас всех, вместе взятых, но снова промолчал. Татьяна вдруг всхлипнула и прижалась ко мне.
— Я всю жизнь ругалась с тобой, а теперь мне тебя жалко: менты сказали, что убьют:
— Потому-то ты жратвы для меня и пожалела?
— Да, нет, я там колбасы положила!
— Ну ладно, прощай! Может, и свидимся, Бог даст!
Я не смел глядеть в умные, всепонимающие глаза Абрека, смотревшего на меня с удивлением. Он словно спрашивал: «Хозяин, что ты делаешь? Они чужие нам! Я не хочу быть здесь без тебя даже ненадолго!»
— Убери Абрека во двор, смотри, выть начнёт, менты сразу всё поймут!
Потеряв последнее родное существо — верного пса, я медленно двинулся к лесу, стараясь не показывать свою настороженность.
…Через два дня я добрался до места, где надумал построить избушку. Место было не совсем подходящее, но главное, там был ключ, уходящий снова под землю. А первое, что выдаёт избушку, как её ни прячь, — это привязка к воде и тропам. В моём случае это был идеальный вариант. Только надо постараться не делать троп, ходить, не оставляя следов. А ходить мне придётся много: я не хотел начинать строительство, пока всё необходимое не доставлю на место. Надо постараться всё это успеть до снега, а времени совсем осталось немного. Печь я приглядел в лесу. Нашёл и листовое железо, трубу. Но всё это находилось в разных местах, и доставлять надо было на собственном горбу. Но это не страшило меня: было бы что носить!
Самое главное и опасное предприятие — сходить к своему дому — я предпринял сразу же после возвращения с Юрмана. Подошёл к берегу Кутамыша и долго всматривался в такой родной и чужой дом. Там было несколько человек. В том, что это менты — сомнений нет. Вот и лодка их моторная — белая дюралька. Смотрю: гремят лодкой, заводят мотор и, о чёрт! — на буксире тянут мой любимый ялик. Он-то им зачем? Несколько человек в моторке, видимо, поисковая группа. Собаки нет — это хорошо! Моторка, с буксируемой моей шлюпкой, обогнула остров и вышла по каналу в Кутамыш. Сколько сил я потратил, чтобы прокопать этот канал, отремонтировать старый ялик, подаренный завхозом одной из баз отдыха на берегу реки Сылвы! Больно было смотреть, как мои вещи служат врагам: не друзьями же мне считать людей, гоняющихся за мной с оружием в руках, пожирающих мёд погубленных ими моих пчёл, разворовывающих мой дом?!
Пришли, словно оккупанты, хозяина выгнали из дома, хозяйку избили и изнасиловали, разграбили пасеку и дом, уничтожили любимых кошек, козу и многое другое, но главное — веру в людей и справедливость! А теперь, будто за диким зверем, гоняются за мной и, не задумываясь, всадят пулю, если мне повезёт, а то и порвут собаками.
Через пару дней Кутамыш замёрз, и на ямах его так сковало льдом, что можно было перей-ти на другую сторону реки. Я отправился к дому и, понаблюдав немного, окольцевал его и проверил все входы и выходы, убедился, что засады нет: менты покинули мой дом, уверившись в том, что меня нет поблизости. Несмотря на то, что они перевернули всё вверх дном, порывшись в хламе, я добыл множество необходимых для меня вещей. А главное — свои очки. Без них я не мог выполнять мало—мальски точную работу, а также читать и писать. Я быстро собрал и загрузил в мешки множество необходимой одежды, посуды, керосиновые лампы. Слил оставшийся после погрома керосин в одну 20-литровую канистру, собрал пилы, топоры, гвозди, напильники, долота, стамески, рубанки — словом, всё, что в беспорядке было раскидано по двору и в доме. И — о чудо! Менты недодумались спуститься в подполье, а там — соленья и консервы, заготовленные Олей на зиму, шесть литров растительного масла, картофель, свёкла, морковь, редька. В углу дома оставался целым 50-килограммовый мешок сахара. Видать, посчитали непочатый мешок за мешок соли и не тронули. И буханок сто подмоченного хлеба! Небрежность при доставке их водой на лодке пошла мне на пользу. На ползимы при хорошей экономии я хлебом обеспечен: он замёрз и не испортится. Соль они тоже не тронули, и её у меня было в избытке. Осталось и килограммов 10 муки. Всего этого при достатке мяса должно хватить до весны.
Надо затопить баню. У нас с Олей была построена великолепная банька с жаркой парной. Разделся, ополоснул кипятком полог и скамью, пол. Ещё раз отмыл всё это, присел к печке, подбрасывая в неё дрова. Двери на улицу и в предбанник были открыты, я впускал свежий воздух. В тазу запаривался душистый берёзовый веник. В полутьме я склонился над топкой печи. В этот момент почувствовал, как мурашки пробежали по всему моему обнажённому и беззащитному телу — чья-то ладонь коснулась моего плеча! От неожиданности я вздрогнул, рука потянулась к кочерге, но в ту же секунду услышал громкое, радостное мурлыканье, и кошка, прыгнув на моё плечо, потёрлась своей головой о мою.
— Бусенька, милая! Дождалась меня, любимица моя, а где остальные? Где Васька, Машка, Чернышка?
Я снял с гвоздя мешок, достал оттуда кусок мяса и дал его Буське. Кошка с жадностью набросилась на еду. По её отощавшим бокам, голодному блеску глаз нетрудно было догадаться, как тяжело ей приходилось одной в лесу. Кошка преданно, с восторгом смотрела мне в лицо, радостно пела что-то на своём языке, которого я не знал. А она, наверное, мне хотела много чего рассказать о событиях последних месяцев:
— Бусенька, где Ольга? Где твоя хозяйка? — снова неотступчивая мысль сковала всё моё существо. Нет, никогда не будет мне прощения, что я покинул Ольгу в такую минуту!
«БЕЛЫЙ ЛЕБЕДЬ» (СОЛИКАМСКИЙ РАЙОН)