В.Г. Федосеев - Путешествие по Тыму
В середине сентября 1977 года, с рюкзаком, карабином и верным спутником, молодым кобелем Дёмкой, я вылез из самолета АН-2, на поросший травой аэродром поселка Напас. Здесь находилась контора Тымского зверопромыслового хозяйства. Впереди был целый год полевых работ, а позади несколько месяцев камералки с бумагами, цифрами, согласованиями, придирками начальства. Как легко дышалось здесь после прокуренных камеральных комнат и жаркого, пыльного асфальта Хабаровска.
Сибирская осень уже раскрасила тайгу золотом берёз и лиственниц, багрянцем осины и черемухи. Эти яркие пятна на темном фоне ельников и сосняков невольно останавливали взгляд, вызывая в душе какое-то грустное и одновременно радостное чувство. Я был молод, полон сил и оптимизма, казалось, что весь мир лежал у моих ног. Наверное, так же чувствовал себя мой беспокойный спутник, жадно нюхавший, позабытые в городе лесные запахи. Нам хотелось в тайгу, а вместо этого предстояли скучные, рутинные дела по подготовке к полевым работам: подыскать жилье, определить объемы изысканий, нанять проводников.
На плоской и заболоченной равнине Западной Сибири, люди всегда заселяли возвышенные места. Грунтовый аэродром был почти на вершине косогора, ниже раскинулись домики села, а ещё ниже извивалась серо-голубая лента реки Тым. Позднее, мне много времени пришлось провести в этом маленьком аэропорту, то в ожидании рейсовой «аннушки», то заказанного вертолёта и я всегда подолгу смотрел на таёжный простор, красивый в любое время года.
Перед началом каждой экспедиции, в «секретной части», получаешь пачку новых топографических карт на район будущих работ. С особым интересом читаешь незнакомые названия рек, озёр, болот, поселков, разглядываешь рельеф.
Может быть, где-нибудь здесь придётся коротать у костра долгую, зимнюю ночь или мокнуть под осенним дождём, тропить зверя или собирать ягоду на пробной площадке.
И совсем по-другому смотришь на потёртые, поблекшие, в карандашных пометках листы карт на камералке. Смотришь и видишь не пометку на карте, а таёжную речку с опасными топляками и заломами, вспоминаешь шумный взлёт глухаря на клюквенном болоте, или белый, искристый снег, осыпающийся с кедра и переливающийся тысячами огоньков в морозный солнечный день, тёплую избушку и долгий ночной разговор, обо всём, за кружкой таёжного чая. И когда сдаёшь карты в «секретку», как будто расстаёшься навсегда с хорошим знакомым. Думаю, что эти чувства понятны «полевикам» любой экспедиции.
К вечеру я уже поселился в пустующем промхозовском домике, распаковал рюкзак, сварил ужин, который по - братски разделил с Дёмкой, и улегся на спальный мешок. Можно вспомнить прошлое и помечтать о будущем.
С проводником мне повезло, познакомился с Григорием, егерем промыслового хозяйства. Он был моим ровесником. Получил диплом охотоведа в Иркутске, там же встретил свою жену, красавицу Елену, учившуюся на зоотехника, и вернулся на родину семейным человеком. У нас нашлись общие иркутские знакомые, а затем и другие, интересные для охотоведов темы.
Русский человек хлебосолен, сразу же я был приглашён на обед, представлен семье и вскоре чувствовал себя уже не одиноким и случайным человеком в этом сибирском селе. Как истинный потомок староверов, Григорий почти не пил вина и не курил табак. Кстати, в Сибири любой крепкий напиток, кроме браги, называют вином. Я же в те времена не упускал возможности пригубить чарку и курил. Несмотря на это противоречие, у нас быстро установились дружеские отношения, и я предложил Григорию быть моим проводником, Спустя несколько дней мы уже шли на моторных лодках вверх по реке Тым.
Начало полевых работ, приблизили события, не имевшие к ним отношения. Директор промыслового хозяйства привёз из районного центра Каргасок специалиста по «лунтам», так он называл обувь унты. Привезенный специалист не успел сшить и пары «лунтов», а из районного центра пришла телефонограмма, что он находиться в милицейском розыске, с приказом - задержать.
Участковый милиционер проживал в поселке Молодёжном, что в 30-ти километрах от Напаса , был на рыбалке, задержание затянулось, и о нём узнал разыскиваемый. В маленьком селе сохранить тайну просто невозможно. Специалист по унтам, украл оружие, продукты, моторную лодку и подался в бега вверх по реке Тым, в сторону Красноярского края.
Получивший нагоняй от районного начальства директор, «попросил» отправиться вслед за беглецом егеря Григория. Участковый все еще «был на рыбалке» и спутника для него не нашлось, хотя директор предложил выбрать напарника из свободных от работ промысловых охотников. Но желающих не оказалось. Приказать кому-либо преследовать вооружённого, находящегося в розыске преступника, он не имел права.
Григорий обратился ко мне за советом. И мы решили ехать вдвоём, очень удобный случай - директор давал две моторные лодки, бензин. По пути можно было начать полевые работы: обследовать ягодники, кедровники, ондатровые водоёмы (старицы, озера) и просто поохотиться. И пока мы будем неспешно подниматься вверх по реке, беглец успеет скрыться за границей Томской области, в Красноярском крае, а там ... не наша забота.
Тым - правый приток Оби, протяженностью около 500км, расположен на северо-востоке Томской области. На реке, в среднем течении, стоят два посёлка, Напас - центр Тымского зверопромыслового хозяйства и Молодёжный - центр местного леспромхоза, в верхнем течении - метеостанция Ванжилькынак и заброшенная деревня Нюльядрова. По местным понятиям река обжитая.
Плавание было не трудным. Шёл в кильватере за лодкой Григория. Меня хорошо поймут те, кому доводилось плавать на моторных лодках по незнакомым рекам, когда приходиться постоянно смотреть вперёд, чтобы не наткнуться на мель или топляк. На берега, практически, не смотришь и пропускаешь много интересного.
Тым, похож на многие северные притоки Оби. Ширина до 50 м, относительно глубок, со спокойным течением, песчаными или глинистыми берегами и дном, тёмной, настоянной на болотных торфяниках водой. Русло очень извилистое, иногда образует такие петли, что глянув на карту, диву даёшься. Эти изгибы по научному называются «меандрами». На крутых поворотах, куда бьёт течение, обычны яры,- обрывы, глинистые или песчаные. Высота их иногда достигает более десятка метров. Яры - очень живописны, покрыты хвойным лесом-сосняком, ельником или кедровником, богаты ягодами, грибами. На противоположном от яра, пониженном берегу, всегда расположен песчаный или илистый пляж, обычно заросший тальником. В понижениях рельефа к берегам подступают открытые пространства болот. Очень красивы кедровники, с тёмной хвоей, сумрачно и торжественно стоящие по берегам.
В этом путешествии я любовался окружающей природой, собирал и наносил на карту сведения по геоботанике, обследовал озера и старицы, осматривал охотничьи избушки, делал пометки на карте. Избушки попадались часто, но мы предпочитали ночевать у костра.
В любой избушке, за лето, появляется плесень, неприятный запах, селятся и размножаются мыши, которых бывает множество. Ночью они бегают по столу, нарам и зачастую будят непрошеных гостей, пробегая даже по лицу.
Мы же, втыкали в почву наклонно несколько жердей, на них натягивали брезент, подстилали пихтовый лапник - вот и готов ночлег. Ночи были уже холодные, так что комары нас не беспокоили, а спальные мешки хорошо защищали от небольших холодов. Единственной нашей заботой было случайно не столкнуться со специалистом по «лунтам». Надеялись, что гул лодочных моторов он услышит издалека.
Исследуя берега, мы поднимались вверх по Тыму, а путешествуя по реке нельзя не ловить рыбу. Ещё, когда мы собирались в плавание, я задал Григорию вопрос о рыбалке, о том какие снасти взять с собою. Григорий сказал, что возьмёт резиновую лодку и пару сетей с крупной ячеёй. На мой вопрос - Какую рыбу будем ловить сетями - коротко ответил - Карасей.
- Наверное, шутит - подумал я, вспомнив амурских карасей, величиной с ладонь, но оказалось, что ошибся.
Рыбы в реках Западной Сибири в те времена водилось много. Ловили, в основном «соровую» рыбу. Сором здесь называют всю пойму Оби и её притоков. «Соровой» называли: щуку, леща, язя, карася, сорогу, ельца, окуня, налима. Есть «белая» рыба: осётр, стерлядь, сиг, нельма, муксун, пелядь. Её ловят в определённых местах и в определённое время.
На второй день, когда мы пристали к берегу, Григорий произнёс, со свойственной ему лаконичностью - Заночуем здесь, порыбачим маленько - Я занялся подготовкой ночлега, мой спутник - подготовкой к рыбалке. Он накачал резиновую лодку, разобрал две небольшие сети.
Немногословный по своей природе Григорий, сложил все в моторную лодку и сказал - Поехали к моим карасям.
Переплыли на другой берег, взяли резиновую лодку, сети, шесты для установки сетей и пошли, по-молодому березнику. Метров через 300 открылось небольшое, круглое озеро, с зыбкими торфянистыми берегами.
- Вот тут и живут мои караси - произнёс Григорий.
Быстро поставили сети и возвратились к реке, но не своим следом, что меня озадачило.
За ужином Григорий всё объяснил. Немногословный днём, у ночного костра, за кружкой чая он преображался и был интересным рассказчиком.
Оказывается, у каждого старожила в Напасе, есть своё заветное озеро, или старица, о которых знают лишь близкие родичи. В них ловят не на авось, а точно зная, что попадёт и сколько. В таких местах не ловят помногу, чтобы и детям и внукам осталось, и чтобы они там ловили рыбу и вспоминали добрым словом своих предков. Поэтому и ночлег устраивают в стороне от заветного места, и тропу не натаптывают, ветки лишней не сломят, кости рыбьи и чешую-все в костёр.
Утром проверили сети, попалось с десяток карасей. Но каких! Каждый весом килограмма по два. Скажу честно, таких карасей видеть не доводилось. Одного хватало на ведро ухи, причем в ведро он целиком не входил, только кусками. Уха была жирной, молочного цвета, а остыв, превращалась в изумительное желе. А описать вкус жареного на углях, в большой закопчённой сковороде карася, не смогу, не хватит слов. Улов мы выпотрошили, посолили, сложили в короб и через несколько дней у нас был готов солёный карась. Приходилось мне слышать, что в Якутии местами ловится подобная рыба.
На третий день пути заехали к старикам Лимоновым. Оба уже пенсионеры, были промысловыми охотниками. Он русский, она селькупка. Чистая и уютная изба стоит на красивом месте у реки, но не видна с воды. Лимоновы доживают свой век в одиночестве, дети выросли и перебрались в Напас. Старики понемногу охотятся, сдают в промысловое хозяйство пушнину. Радость их, появлению нежданных гостей, была искренней, они знали Григория с его детских лет.
Традиционный чай, по обилию блюд, походил на полноценный обед. Варёное мясо, соленая рыба, брусника и клюква, политые сгущенным молоком, таёжные лепёшки из пресного теста вместо хлеба и крепкий горячий чай моментально заполнили стол.
Разговор идёт неторопливый, обстоятельный. Есть радиоприёмник, но он передаёт новости из столицы, а вот новости из Напаса гораздо интересней. И конечно о делах таёжных - об урожае ягод, кедрового ореха, белки, соболя.
Лимоновы показали своё рукоделие: туески, шкатулки из бересты. Делают сувениры для промыслового хозяйства. Я долго любовался тонкой работой и затейливым орнаментом. Маленькую шкатулку подарили мне, обидевшись на предложение заплатить за неё.
Не поддавшись на уговоры заночевать, простились с радушными хозяевами и до вечера прошли ещё не один десяток километров.
Навсегда осталось у меня чувство покоя и тихой радости при воспоминании о стариках Лимоновых. Дай им Бог здоровья на долгие годы и лёгкой смерти в один день.
Если посмотреть на карту Томской области, то на реке Тым обязательно найдешь поселок Ванжилькынак. Видимо приглянулось необычное, экзотическое название картографам. На самом деле посёлка там нет, есть четыре дома метеостанции и немного более десятка жителей – несколько семей метеорологов и селькупов.
Ванжилькынак ничем особым не запомнился, в памяти остались высокая мачта радиостанции и неуютные, грязные, с запахом рыбы избы селькупов, полные неряшливо одетых, но весьма весёлых и бойких детишек. Со дня на день здесь ждали вертолёт, который должен был вывезти детей на учебу в интернат райцентра. Ещё запомнился натянутый через реку трос водомерного поста, на середине реки почти касавшийся воды. Наш беглец проплыл здесь три дня назад, без остановки. Видимо сообразил, что о нем могли сообщить по радиостанции.
Впереди была заброшенная деревня Нюльядрова. Последним и единственным жителем её был дед Юрков, дальний родственник моего спутника. Как я уже упоминал, Григорий был родом из местных старожилов, потомок раскольников, бежавших сюда от Никоновой реформы православной церкви. Они селились по глухим таежным углам, ставили избы, пахали землю, охотились, занимались пчеловодством, торговлей. Хотя и бежали от «антихриста», но получилось, что работали они на его могущество, осваивали Сибирь, укрепляли государство Российское. Староверы ставили скиты и деревни в вершинах притоков, подальше от Оби, которая была главной летней и зимней дорогой Западной Сибири.
Мы подъезжали к Нюльядрова под холодным, частым дождём. У крутого спуска к воде стояла одинокая лодка. Поднялись на высокий берег, сразу увидели старое кладбище с восьмиконечными, покосившимися крестами и единственную улицу, уже зарастающую молодыми березками и елочками. Тропинка, петляющая между деревьями, вывела нас к дому Юркова. У дверей, успокаивая двух собак, поджидал могучий старик с белой бородой до пояса.
Деревня, заросшая лесом, белобородый старик, оскалившиеся собаки, приглушенные дождливым сумраком осенние краски. В этом было что-то сказочное, васнецовское. Подошли ближе и сказка рассеялась. Перед нами был одинокий, неухоженный человек. Бросились в глаза рыбьи кости и чешуя, застрявшие в пышной бороде, заношенная одежда. Поздоровались, зашли в избу. Впечатление заброшенности и какой-то безысходности ещё более усилилось. В просторной избе, с большой глинобитной печью в беспорядке лежали одежда, обувь, посуда.
Выяснили, что специалист по «лунтам» уплыл два дня назад. Представился туристом, заночевал, помылся в бане, выпросил у Юркова канистру бензина, обещал рассчитаться на обратном пути. Не сразу, после отъезда гостя дед заметил пропажу патронов, рыболовной сети и старинных карманных часов.
Попили чаю, а от предложенной ухи, переглянувшись с Григорием, вежливо отказались.
Разговор, как обычно, пошёл о местных новостях, погоде, таёжном урожае. Юркову шёл девятый десяток, он давно схоронил жену, но был ещё замечательно крепок. Жаловался лишь на поясницу, которую застудил в прошлом году. Со слов Григория я знал причину, вызвавшую боль в пояснице. Это примечательная история.
Дед частенько наведывался в Ванжиль, и не только затем, чтобы купить продуктов и вина попить, но и была у него там зазноба. Ранней весной, по большой воде, Юрков приехал в Ванжиль и неплохо погостил. Возвращаясь, домой, он не заметил водомерного троса, натянутого над рекой и лодка опрокинулась. Дед ухватился за носовой конец и выплыл с лодкой на берег. Каков старик? Не каждый молодец может похвалиться таким подвигом. С тех пор и стала побаливать поясница.
В разговоре я в шутку сказал - Жениться Вам нужно - на что дед серьёзно ответил - Старуху мне не надо, а молодухи в лесу жить боятся.
Зимой Юрков промышлял в окрестностях деревни и был не последним охотником в промысловом хозяйстве.
Поговорив ещё немного, мы стали прощаться. Дед засуетился - Баню истоплю, ребятушки, оставайтесь ночевать - Но мы, отговорившись недостатком времени, пошли к лодкам. Эта встреча оставила во мне и восхищение могучим стариком, который мог надеяться только на себя, и жалость к нему. Застарелая тоска по людям была видна в его словах и движениях.
Исчезнет деревня, исчезнет и последний её обитатель. Один из некогда многочисленной, непокорной и непримиримой староверческой общины. Много трудов выпало на долю его предков. Много безымянных могил осталось на их пути, и вот закончился он в заросшей молодым лесом, заброшенной деревне. Не напрасным ли был этот путь, от неистового протопопа Аввакума, сгоревшего за веру на костре, до деда Юркова, одиноко стоящего на берегу пустынной таёжной речки?
Граница с Красноярским краем проходит по руслу реки Кошкиной, левому притоку Тыма. От Нюльядровой до неё оставалось чуть более 20 км. Мы с Григорием решили заночевать в старой избушке в устье Кошкиной, Дождь лил, не переставая, всю ночь, но железная печка исправно грела, и мы хорошо выспались.
Специалист по «лунтам» покинул территорию Томской области и вряд ли вернётся обратно. Как сложится его судьба? Может быть, пополнит ряды безымянных таёжных жителей, если возьмёт его под своё покровительство какой-нибудь промысловик, а может быть погибнет в первую зиму от зверя, болезни или пули.