Не считая мышей и крыс первым зверьком, которого я добыл самостоятельно, была белка. Когда я перешел в восьмой класс средней школы, после долгих обструкций со стороны родителей стал полновластным хозяином старенького одноствольного ружья марки ИЖ-5. К нему был небольшой, примерно в два килограмма, запас довоенной чугунной дроби. Нынешние охотники наверняка не имеют представления о такой дроби. Но в те трудные для страны годы свинец требовался для более важных целей, а охотничью дробь лили из чугуна, покрывая тонкой свинцовой оболочкой. Такая дробь была много легче свинцовой и била, конечно, хуже. Но для стрельбы белок и рябчиков с близкой дистанции вполне подходила. Еще более дефицитным был охотничий порох. Взрослым охотникам, сдающим пушнину, дымарь выдавали по небольшой норме. А нам мальчишкам правдами и неправдами приходилось доставать дымный порох, необходимый для охоты на пернатую дичь. Чаще всего мы втридорога покупали боеприпас у взрослых охотников или же втихаря выменивали у их сыновей на какой-либо мальчишеский «дефицит».

       Еще летом с приятелем Василием Шершневым стали готовиться к белкованию. Надеялись за счет отоваривания шкурок получить охотничьи боеприпасы у заготовителя кожсырья и пушнины сельпо. Отец Василия, школьный учитель русской словесности, заядлый рыбак и охотник, имел небольшую охотничью библиотечку, в которой наряду  с другими были книги известных охотничьих писателей Аксакова, Сабанеева, Бутурлина. В потрепанной брошюрке, отпечатанной на газетной бумаге, мы узнали о способах охоты на белок и первичной обработке их шкурок.

       В августе в селе то тут, то там появились перебегающие белки. Сельские собаки с неистовым лаем носились за ними рыжими молниями, скакавшими по верхним жердям огородных изгородей, загоняли зверьков на крыши или отдельные деревья. Гул собачьего лая гремел целыми днями. Азартные лайки, осадив бедного зверька на каком-либо дереве, облаивали его до хрипоты и потери голоса. Старики стали поговаривать, что в тайге ныне будет много белки.

       Наступил конец октября. Крепко заморозило, и долго стоял чернотроп. Опытные таежники определили, что белка почти вся «вышла», то есть полностью сменила летний мех на зимний. Пора выходить на промысел. В ближайший выходной с Василием направились в окрестный лес, рядом с нами семенил пес Арто. Вокруг села примерно на километр располагались колхозные поля с небольшими перелесками вдоль ручьев и оврагов, а дальше на десятки верст простиралась нетронутая тайга. В лесах с незапамятных времен проложены проезжие дороги, по которым крестьяне возили на лошадях сено и дрова, ездили в свои урочища за ягодами и грибами. С давних пор тайга была поделена на участки, которые навечно закреплялись за отдельными семьями. Уже несколько десятилетий как охотничьи угодья оказались полностью обезличенными, то есть каждый охотился, где хотел. Тем не менее, старые названия урочищ сохранились и использовались в обиходе: Филимониха, Пономарево, Старцев ручей и другие. Лесные дороги, как улицы города, сходились, расходились, пересекались, разделяя лес на отдельные участки. Главными лесными «проспектами» считались Козлинская, Горская, Выскорная и Нижняя дороги. От них отходили второстепенные: Заболотная, Крестовая, Угольная, Большая и Малая Каменные. Названия каждой из них вполне обоснованны какими-либо заметными приметами. Так, по Козлинской гоняли пасти сельское стадо коз. По Выскорной лет пятьдесят назад пронесся большой пожар, от которого остались высохшие оголенные сосны – выскори. Каменные дороги обязаны своим названием двум примечательным валунам. По обе стороны от дорог ответвлялись безымянные тропинки, которыми пользовались грибники и ягодники, забираясь в свои излюбленные только им известные местечки, а в осеннюю пору охотники настораживали вдоль них волосяные петли на рябчиков и глухарей.

       Пошли по Выскорной дороге. На месте старого пожарища успел подняться смешанный лес из сосны и березы, а вдоль ручьев и мокретей сохранился первозданный ельник. Впереди нас по тропе неторопливо трусил Арто. Пес из местного отродья лаек был небольшого роста, грязно-бурого окраса, с несколько вытянутым туловищем, стоячими короткими ушами и саблевидным хвостом. Хозяева при любом случае брали щенка на природу. Когда мы с ребятами ходили в ближайшие перелески, леса и на реку, неизменным спутником навязывался Арто. За три года жизни по-собачьи он познакомился с тайгой и ее обитателями. Арто неплохо искал белок и бурундуков, облаивал тетеревов и глухарей, но в его характере закрепилась прескверная манера пожирать добычу, будь, то птица или белка, если он успевал схватить их раньше стрелка. Чтобы пес не схватил и не убежал подальше с трепещущейся добычей, охотник после выстрела должен устрашающе орать и как можно скорее подбегать к трофею. Однажды, когда я охотился один и еще не знал дурной привычки собаки, пес утащил и сожрал подбитую мной тетерку. Теперь мы были вдвоем и надеялись не допускать такой оплошности.

       На востоке заалела полоска зари, когда мы вошли в лес. Пес сразу же исчез из поля зрения, только изредка слышался легкий треск, когда он продирался густыми зарослями или ступал на сухой хворост. Вскоре послышался звонкий лай. Мы поскорее побежали к нему. Арто азартно лаял на высокую густую ель, выделяющуюся величиной от окружающего сосняка. С первого взгляда зверька не обнаружили. Медленно обошли дерево, останавливаясь и тщательно осматривая, казалось бы, каждую ветку. Белки  нигде не видно. Уж не врет ли наш песик? Не похоже на это. Тот пронзительно смотрит куда-то вверх по стволу, злобно грызет, свисающие ветки, слегка повизгивая.

       Я отступил от елки на десяток метров и попросил напарника ударить топором по дереву. Он подступил к стволу, слегка подтесал кору и что было сил, двинул обухом топора. Почти у самой вершины в гуще веток показалось едва уловимое шевеление. Тронутый звуком и сотрясением затаившийся зверек переместился. Долго не раздумывая, навожу мушку одностволки в место, где просматривается пушистый хвост, и нажимаю на спуск. Звук выстрела разрывает тишину леса, плотное облако порохового дыма застлало закрыло обзор, не знаю попал ли в цель. Но тут слышу радостный возглас друга, прямо на лету поймавшего безжизненную тушку белки. Арто назойливо подпрыгивая, пытается схватить зубами добычу из поднятой руки. После поучительного пинка пес обиженно отскочил в сторону, лег на зеленый мох и пристально наблюдал за снятием шкурки. Ободрав зверька, как сказано в учебном пособии, я передал еще теплую тушку хозяину, а тот швырнул ее собаке. По предварительному уговору стреляли белок поочередно и добычу решили делить поровну. Вторую белку четвероногий друг нашел на тощей невысокой сосенке, откуда сбить ее выстрелом не составляло труда. Белки было много, и в основном она кормилась сосновой шишкой, что значительно упрощало охоту. Услышав призывный лай мохнатого помощника, возбужденные успехом мы торопливо подбегали, высматривали и отстреливали очередного зверька. Раз, схватив голыми руками подстреленную белку, Васька дико взвыл от боли. Раненый зверек, изогнувшись баранкой вокруг руки, глубоко впился зубами в край ладони. Разжав силой челюсти, освободили руку, алая струйка крови потекла по ладони и закапала на мох. Белым сфагнумом прижали рану, и она вскоре схватилась. Так и ходили мы  втроем весь осенний день до сумерек. Довольные трофеями и живой охотой, не заметили, как быстро промелькнул день. Дневная добыча составила шестнадцать белок, да еще семь зверьков не смогли разглядеть в могучих елках приручьевого леса.

       Промышляя четыре воскресенья, отстреляли около шестидесяти белок. С углублением снегов беличья охота прекратилась. Правленные трубкой, белые обезжиренные шкурки с пушистыми хвостами красиво висели дома на стене. Вечерами я любил их перебирать, раскладывать в кучки по сортам и дефектам, как было написано в потрепанной брошюрке.

       Сельповский приемщик пушнины, опытный охотник, но на вид хитроватый мужик, наше сырье оценил на треть ниже, чем мы ожидали. Как ни жалко было терять денег, так необходимых для покупки боеприпасов, делать было нечего, и мы, скрепя сердцем, согласились на его цену. В счет сданной пушнины сырьевщик выдал нам по пачке мелкого дымного пороха «Медведь», по два килограмма дроби третьего номера и коробочку капсюлей «Центробой». Получив дорогие для нас боеприпасы, воспрявшие духом, мы тотчас забыли огорчение от несправедливой, как нам казалось, приемки пушнины. Обладание таким запасом боеприпасов давало прекрасные перспективы для охот по пернатой дичи.

Вернуться назад