В.Ф. Севастьянов (выпускник охотфака КСХИ 1976) - "Белое безмолвие"
Рассказ напечатан в Интернет-издании www.beringisland.ru 27 июля 2006 года
То ли от скудости детского воображения, то ли, находясь под обаянием всепоглощающего мастерства Джека Лондона, мне, мальчишке, живущему в горно-лесной части Южного Урала, никогда не удавалось вообразить «Белое Безмолвие» - грозное чудо зимы и волшебного состояние Аляскинской природы. Даже в голову не приходили такие аналогии, когда я без устали бродил по заснеженным горам и лесам родного края.
Потом была интересная и очень нелегкая экспедиция в Горном Алтае. Мороз, горы, замерзшие реки, снегом забитые распадки, отроги и сверкающие льдом, вершины ... Но и там, толи в силу новизны, толи по причине крайней усталости, ассоциации о «Белом Безмолвии» оставались только на страницах рассказов.
Впервые, это ощущение, как откровение бытия, случилось внезапно, на острове Беринга. Мои коллеги и я, мы вместе разворачивали в то время программу зимних наблюдений за каланами, и приходилось довольно часто совершать лыжные переходы через горные перевалы.
Зимний день короток, и даже, удачно выбрав погоду, маршрут все же заканчивался поздней ночью. При свете луны. Ее бледно-серебристые лучи так ярко отражались на склонах и снегах долин, что окружающий мир в миг становился мягко графичным, торжественно ирреальным, загадочным и не постижимым.
Итак, стоя на перевале из бухты Маятник в бухту Бобровая, я почувствовал, что вот оно... То самое и есть «Белое Безмолвие» передо мной!
Впереди еще предстояли километры пути к океану. Тяжелый рюкзак уже надламывал плечи, но чувство сопричастности и прикосновения к волшебству придавало новые силы.
Лыжи скользили в унисон голосам древней Природы. Почти без усилий. Что и говорить, эти торжественные гимны «Белого Безмолвия», тонкой сетью, вплетали тебя в неведомый доселе мир. Жаркий взгляд, залитый соленым потом, без устали бродил по изломам хребтов и чернеющих вершин. Заставлял сердце учащенно биться и обмирать от чудесного сверкания застывших под лунным светом горных тундр.
В такие благие ночи на Командорах мороз крепчает до –10 –15. Ни ветерка. Только торжественное и величавое колыхание гор, да скрип снега под широкими лыжами.
Мне тогда, помню, так хотелось упасть на колени. Распахнуться и протянуть в ладонях свое трепещущее сердце... Туда... Куда-то вверх... Навстречу неведомому!
И странно было видеть в такие минуты унылую морду моей уставшей собаки. Хриплые голоса спутников, обреченно вопрошающих о близости ночлега.
Я не мог передать им свое очарованное состояние, потому что немел от мощного потока красоты! Слова были бы также хриплы и тщетны.
Поэтому иногда, внезапным влечением, я просто скатывался с перевала в ближайшую избушку и прерывал маршрут. Объясняя людям свое решение, якобы невозможностью преодоления покрытых льдом отрогов. Смертельной опасностью свалиться в темноте с нависших над падями, «козырьков».
Но чаще выбора не было и приходилось идти вперед.
Это тяжелая работа, действительно, сопряженная со многими опасными неожиданностями. Она и была для них тяжелей вдвойне. Потому что окружающий пейзаж пугал их своей беспредельностью снежной пустыни!
Но что делать! Людям приходилось крепиться, бодриться... и, в конце концов, преодолевать свой страх и усталость!
«Мы ведь цивилизованные существа», думали они! Так сильны своими тренировками, сентенциями, силой воли и воображением! Трудности преодолимы и временны! И это у многих получалось!
Сколько раз, после изнуряющих переходов, мы вместе взахлеб обсуждали свои приключения. Подсмеивались друг над другом! Шутили! Но только в одном из них я чувствовал ту схожесть ощущений и невыразимую грусть! Грусть о потерянном прошлом и страстное желание обретения ее в будущем! Много, много раз!
Он и до сих пор не изменил себе! Даже после отважного, одиночного плавания через Берингово море, на небольшой яхте...
Но вернемся к начатому.
Глубокой ночью, мы все же добрались до заваленной снегом, по самую крышу, избушки в бухте Бобровой. В ней океан, даже в самую тихую погоду, артиллерийскими залпами ритмично грохочет прибоем. Утро следующего дня, встретило нас ярким солнцем, и я поспешил на наблюдения.
Погода на Командорах, всегда так непредсказуемо изменчива! Приходится ловить каждый светлый час. Именно это сулило успех моего маршрута в котором я должен был пройти над океаном по горной террасе и с высоты около 200 метров увидеть, как на ладони, распределение групп каланов.
Подъем по склону был крут, но скор. Моя собака-Юкон, уверенно ступала в оставленные мной следы, а дальше открывалась идеальная, гранитно спрессованная штормами, равнина над океаном. Все мелкие распадки были забиты снегом. Мощные козырьки и надувы прекрасно просматривались. И мы беззаботно устремились вперед.
За полдень солнце стало припекать почти по-летнему и пришлось скинуть куртку. С высоты террасы хорошо были видны все рифы и полоса литорали, обнажившейся во время отлива. Она ярко контрастировала с заваленным снегом прибрежьем.
На обратном пути, подойдя к «старому» спуску, я оценил его крутизну. Решил не рисковать и держаться своих прежних следов. Снял лыжи и пустил их вниз. Они только мелькнули в нежной пыли и стремительно исчезли.
С высоты 200 метров склон действительно казался почти вертикально отвесным. Ну да ничего, думалось мне. Каких-нибудь 700 – 1000 метров и мы будем на ровном берегу.
Однако, положение спуска порой разительно отличается от ситуации подъема. С первых же шагов пришлось основательно углублять крепким шестом вырубленные ранее старые следы – ступеньки. Мой бедный пес жался к моим ногам, стремясь удержаться на крутом склоне. И так шаг за шагом! Движение было медленным но уверенным и ни что не предвещало скорой трагедии...
Таким образом, нам удалось преодолеть почти треть пути, как вдруг, я почувствовал, что пласты снега под ногами, мощно и внезапно, тронулись вниз. Быстро кинутым взглядом я успел заметить как метрах в тридцати выше меня глубокая трещина росчерком молнии надломила белые монолиты и всё, в одно мгновение, исчезло во мраке и гуле!
Это была лавина!
Подтаявшей за день, этой накопившейся за зиму снежной массе, требовался совсем небольшой толчок, чтобы стремительно сорваться вниз, сметая все на своей дороге.
В считанные секунды я был погребен под слоем снега и камней и совсем уж не помню как, но все же ухитрился инстинктивно выставить вперед свой крепкий шест. Намертво вцепившись в него обеими руками и держа его перед головой.
Я не чувствовал времени, не чувствовал ударов, не ощутил и боли в вывернутых кистях рук, когда шест был сломлен от удара о скалы. Сознание вернулось лишь от ощущения пронзительного холода, охватывающего все тело и мучительного удушья.
Почти в конвульсиях, я начал судорожно биться в снежной каше и через короткое время нащупал под ногами твердую поверхность. Уже на исходе сил, последним и резким толчком ног, выкинул себя на поверхность. Жадно глотая воздух и мало понимая где я оказался.
Мне несказанно повезло! Был сильный отлив и язык лавины, обрушившийся своей могучей силой на берег, расстелился и истончился по каменистому ложу морского дна.
И хотя сила движения снежной стихии забросила меня в океан почти на 20 метров, в толще снега и морской воды, я сумел нащупать ногами дно и, барахтаясь и переползая, стал медленно продвигаться к торчащему из шуги камню. Вот оно - спасение!
Окровавленные и заледеневшие руки не чувствуют боли. Судорожно сжимают спасительный приют! Еще рывок, и я уже по грудь могу брести к берегу. Еще усилие и, по сторонним контурам, понимаю что достиг береговой полосы.
Но моя бедная собака! Ее нигде не было видно!
Обезумевшим взглядом обвожу поле лавины, которая почти на 60 метров вылетела в океан. И, о радость, на ее самом дальнем крае, замечаю бестолково бьющего передними лапами Юкона. Вряд ли мой сорванный крик был им услышан. Он, как и я, инстинктивно, устремился к берегу, плывя рывками в снежном крошеве.
Минут через пять он был уже у моих ног. Обрадовано вилял хвостом. Старательно отряхивался от снега и воды. «Все свершилось, хозяин!.. И всё самое страшное уже позади!» - говорила его улыбающаяся физиономия! «Время не ждет и пора в дорогу!»
В полном изнеможении от пережитой борьбы и счастья видеть своего друга рядом я попробовал снять сапоги, полные ледяной воды, и тут понял, что от боли во всем теле, не могу сделать ни единого движения.
Оглядывая себя, замечаю, что шапка с головы сорвана. Куртка растерзана, а брезентовые штаны свисают лохмотьями. На руках кровь. Кисти нестерпимо ноют. Льдинки в бороде и усах зловеще багрового оттенка! И холод! Пронзительный холод, от ледяной, морской воды! Холод от вечернего бриза! А погасшее солнце, лишь скупо сияет, упав за далекие скалы!
До спасительной избушки еще около 5 километров пути, по глубокому снегу, без лыж, бесследно исчезнувших, под снежным покрывалом.
Боже, мой, Боже! Зачем Ты оставил меня в такую минуту!!!
Из сомнамбулического состояния и нарастающего отчаяния, меня вывел Юкон. Собака тыкала меня в ноги своим носом. Призывно звала в дорогу, в направление избушки.
Так мы и побрели. В избушке ждал моего возвращения товарищ. Там наверняка было тепло!
Шаг за шагом, по колено в снегу, где ползком, где рывком, взвывая и матерясь, медленно, как побитый песец, припадая к торчащим камням, тащился я к спасительному очагу.
Километра через два, идти стало легче. Боль притупилась, а полоска отлива стала чуть шире.
Собрав последние силы, грозным криком посылаю Юкона вперед, но он плохо понимает и, отбежав метров на десять, остается на месте. Тогда подвернувшейся палкой, пытаюсь ударить его! Это подействовало, и собака стремительно срывается с места.
Уже через полчаса, я вижу навстречу бегущего мне товарища. Он взволнован! Торопливо спрашивает о случившемся. Сбивчиво рассказывает, что Юкон, как обледенелый вихрь, ворвался в избушку и призывно начал тыкать его мордой, периодически выскакивая на улицу.
По лицу друга, держащего меня за руки, и его глазам, я понимаю, что дела мои совсем плохи! Застывшая кровавая маска лица испугает кого угодно! Тем более здесь, среди «Белого Безмолвия»! В 5-ти днях пути, через горные перевалы, до поселка.
Но он быстро справляется с собой! И вот уже навалившись на его плечо, чувствуя его крепкие руки, мы почти скорым шагом достигаем избушки.
Скованную льдом и мокрую одежду долой! Охапки дров в печь! Яркий свет керосиновой лампы! Теплая вода из закопченного чайника! Уже через час я был обмыт и ухожен.
В течение этого же часа, мое тело постепенно превращалось в сплошной кровоподтек... Но ни единого перелома! Только сильное растяжение кистей рук, которые держали шест. Видимо это и спасло мне жизнь! По крайней мере, голова осталась на плечах.
Из лекарств мы имели с собой лишь аспирин и достаточное количество йода. Юкон уже беззаботно спал, вздрагивая и повизгивая от пережитого. Мой друг, осторожно ворочая мое избитое тело, заботливо расчерчивал его йодистой сеткой...
А ночью ударила пурга... Под ее вой и порывы были написаны эти стихи...
«С воем бури, уходят прощанья.
Мысли грустные у очага.
Как придумать всему названья?
Как себе заглянуть в глаза?
У меня здесь лишь моря рокот,
Скрип лыжни да соленый пот,
Но срываясь в лавинный грохот,
Новый день за собой зовет!
Мы немного устали в дорогах,
По маршрутам нелегким идти,
Подожди говорить о Боге,
Греют нас не его лучи!
Нам другая готовилась участь,
Сопки, небо, седой туман,
И до боли порою мучась,
Ловим ветер из дальних стран!
Промелькнет и погаснет,
Талой,
Снежной искрою, вешней зарей,
Догорают закаты с
Алой,
С золотою каймой,
Полосой.
И так хочется жить и верить,
Взвиться с ветром под облака,
Так захочется все измерить,
И себя и тебя, а пока...
Здравствуй, милое солнце, здравствуй!
И тебе океан - привет!
Вот оно, все мое богатство,
Для меня другой жизни нет!!!!!