С.А. Корытин - Россия - это мы
Большинство сотрудников нашей лаборатории экологии и этологии трудилось долгие годы, многие по несколько десятков лет, менялись лишь лаборанты, да и те нечасто. По численности, квалификации работников, их опыту, научным заслугам лаборатория была первой в Институте. В подавляющем большинстве прекрасные работники и хорошие люди. Особую ценность представляло ядро - снэсы, среди которых имелось 9 кандидатов наук. А всего в лаборатории в некоторые периоды насчитывалось по 30 и более человек. Руководить такой компанией было хлопотно.
Время от времени мы обсуждали с каждым из научных сотрудников ход проводившихся им исследований. Человек рассказывал, что он собирается сделать и вместе определяли очередность намечаемых дел, ориентировочные сроки их выполнения. Не доверяя своей памяти и чтобы оставить в ней место для собственных научных занятий, после каждого такого разговора я кратко записывал его содержание. По прошествии некоторого времени мы беседовали в следующий раз, оценивали ход исследований, обсуждали возникшие трудности, способы их преодоления, планировали новый этап.
Благодаря записям не забывалось ничего. Легко можно было вернуться к разговору любой давности. Вскоре выяснилась интересная особенность: сотрудники довольно часто забывали намеченное дело и не выполняли его. Происходил примерно такой диалог.
- Ну как, Петр Иванович, получил ответ на свое письмо в Главохоту?
- Какое письмо?
- Ты же в марте собирался написать по поводу пробного отстрела...
- А? Ох ты, черт возьми, понимаешь, забыл ведь, совершенно замотался я в последнее время. Извини, пожалуйста.
По лицу Петра Ивановича видно, что он действительно забыл, переживает за свою оплошность, она может сказаться на результатах работы. Но вот проходит еще месяц-полтора, мы опять подводим итог и опять что-то упущено, что-то забыто, что-то сделано только наполовину.
Петр Иванович умный человек, опытный ценный сотрудник, а вот такие казусы приключаются. И не только с ним, а почти со всеми тридцатью и более сотрудниками хорошей лаборатории, состоящей из хороших добрых русских людей. И только с одним человеком ни разу не приключалось подобной истории, который ничего не забывал и всё делал вовремя. Это был кандидат наук Марк Соломонович Фишгоп - единственный еврей в лаборатории.
Наблюдая долгие годы за жизнью множества людей разных национальностей, мне приходится с печалью согласиться с Максимом Горьким, который писал: «Я уже несколько раз указывал антисемитам, что, если некоторые евреи умеют занять в жизни наиболее выгодные и сытые позиции, - это объясняется их умением работать, экстазом, который они вносят в процесс труда, любовью «делать» и способностью любоваться делом. Еврей почти всегда лучший работник, чем русский, на это глупо злиться, этому надо учиться. И в деле личной наживы, и на арене общественного служения еврей вносит больше страсти, чем многоглаголевый россиянин, и, в конце концов, какую бы чепуху ни пороли антисемиты, они не любят еврея только потому, что он явно лучше, ловчее, «трудоспособнее их» («Несвоевременные мысли», Петроград, 1919, с. 114).