С.В. Мараков - Тюка
Утром того дня он раскинул сеть, чтобы отловить для зоомагазина певчих птиц. Слетелись на приманку снегири и чечетки. И только-только он собрался набросить на них сеть, как откуда-то сбоку быстрой тенью влетела под нее птица и схватила чечетку. Еще через мгновение она барахталась в тенетах вместе с другими пленниками. Это был воробьиный сычик, маленькая до несерьезности сова. Другие совы в нашей стране гораздо крупнее. Самый большой из них филин, весит более трех килограммов, А наша крошка... всего 50—80 граммов.
Несмотря не то, что воробьиный сычик обитает по всей лесной зоне нашей страны от Кольского до Камчатского полуострова, он очень скрытен и увидеть его даже натуралисту удается чрезвычайно редко. За счастье можно почитать встречу в природе с этим удивительным созданием.
Навсегда мне запомнилась первая давняя встреча с сычиком. Я стоял с ружьем на лесной опушке подмосковного леса в ожидании вальдшнепиной тяги. Обостренным вниманием впитывал голоса пернатых певцов, шорохи, наслаждался запахом пробуждающегося леса и следил за слегка гаснущим небосклоном, боясь пропустить подлетающего вальдшнепа. Вдруг где-то над головой послышался тихий глухой посвист «тю-тю», и на ветке березы, в трех метрах от меня возникла мини-сова. Хотя я и знал по описаниям воробьиного сычика, но, увидев его так близко, не поверил глазам. Прямо волшебство какое-то! Сказочное создание между тем несколько секунд, забавно двигая головой, глядело на меня желтыми глазами. Потом перелетело еще ближе, на расстояние протянутой руки. Снова наклонило голову и поглядело вниз, одновременно подергивая хвостиком, и... внезапно исчезло, будто его и не было. Больше мне не выпадало удовольствие так близко наблюдать эту крошку в лесу.
...Трудно представить мою радость, когда, осторожно раскрыв коробку, увидел давнего знакомца.
Сычику была предоставлена отдельная комната, которую он очень скоро освоил. Своим главным укрытием он избрал углубление за лосиными рогами на отдаленной от окна стене комнаты. Туда натаскал тряпочек, бумажек, ваты и сделал подобие гнезда. Имя себе сычик подсказал своим посвистом «тю-тю» — и стал Тюкой.
На ночь мы заманивали его в небольшую клетку, куда клали корм — мышь или воробья. Но сидеть в ней он долго не мог и, щелкая клювом и недовольно попискивая, садился возле дверцы и явно требовал ее открыть. Почти всю ночь он бодрствовал, летал по осветленной уличными огнями комнате, присаживался на чучела ястребов, люстру, шкафы и стопку книг на столе.
А днем Тюка обычно дремал в своем гнезде, но каждый звук и даже шорох заставлял его открывать глаза.
Прошло два дня, и наш жилец стал совсем доверчив: сидя на голове, плече или ладони, он спокойно путешествовал по квартире. Однажды в соседней комнате его внимание привлекли сидящие в клетках птицы. Тюка молниеносно слетел с плеча и уселся на клетку, где жил снегирь. Тот окаменел и нахохлился, завороженно глядя на сычика. Чиж в соседней клетке моментально опустился на дно и тоже замер. Зебровые амадины, которые в природе незнакомы с воробьиным сычиком, тоже испуганно вытянулись на жердочках и притихли. Пришлось Тюку посадить на плечо и уйти обратно. Он недовольно щелкал клювом и успокоился только тогда, когда ему дали корм.
Добрая ко всему живому собака Вега первые дни прямо сгорала от любопытства. Иногда ей разрешали заходить во «владения» сычика. При первой встрече Тюка недовольно, а может быть, и испуганно защелкал и запищал, Позже привык и в конце концов стал даже садиться собаке на спину. Веге такая фамильярность не очень нравилась, и она уходила.
Излюбленным занятием Тюки вскоре стало наблюдение за улицей. Он слетал из своего дневного убежища к окну, садился на ветку лимона и с увлечением вглядывался в подлетавших к кормушке воробьев, синиц и голубей, а также провожал взглядом прохожих и автомашины. При этом его возбуждение выдавал только хвост, нервно двигающийся из стороны в сторону. Самое удивительное, что сычик ни разу не ударился о стекло и даже не делал попытки вылететь наружу.